УДК 141.821/822; 165.61
И. В. Борисов
Новосибирский государственный университет
ул. Пирогова, 2, Новосибирск, 630090, Россия
E-mail: igbor@ngs.ru
Проблема аутентичности марксиcтской философии
Отход от марксистских основоположений недавнего советского прошлого оказался столь массовым, при этом в основе своей столь естественным и бесконфликтным для большинства исследователей, что сегодня напрашивается ряд вопросов. Что же – за вычетом этих позиций и людей – остается от марксизма и от марксистской философии? И была ли последняя вообще? Если же такая философия была и остается, то какова форма ее подлинного, «аутентичного» существования? И как отличить ее от чисто словесных манифестаций марксизма?
Ключевые слова: неклассическая онтология, марксизм и модернизм как парадигмальные образования, парадигмальная характеристика марксистской философии.
I. V. Borisov
The problem of authenticity of Marxist philosophy
The withdrawal from Marxist foundations of the recent Soviet past has appeared so mass, and besides substantively so natural and frictionless for the majority of researchers that some question today arises. What – after deduction of these positions and people – remains from Marxism and from Marxist philosophy? Whether there was last in general? If such philosophy was and remains, what is the form of its original, "authentic" existence? And how to distinguish it from purely verbal manifestations of Marxism?
Key words: nonclassical ontology, Marxism and modernism as paradigms, paradigmatic characteristic of Marxist philosophy.
Толкование термина «марксизм»
Самое общее и существенное, на наш взгляд, замечание следует внести в начале на терминологическом уровне. Это замечание необходимо для того, чтобы иметь возможность различать действительный марксизм и разного рода словесную приверженность или лояльность ему.
Говоря о философии марксизма, следует учитывать, что сам термин «марксизм» (равно как и вообще грамматический элемент «-изм») [Виноградов, 1972; Потанина, 2005] обозначает общность и направленность идей и действий, связанных с определенным общественным движением и состоянием. Иначе говоря, философия марксизма – это составная часть большого общественного процесса. Особенность же самого процесса осознается и формулируется в качестве «-изма» не обязательно на философском языке, а исходя из более широкой и сложной проблематики. Понятно, что поскольку языковые средства не имеют однозначного понятийного содержания, то вполне возможно, чтобы под «марксизмом» имелось в виду обозначение лиц по их приверженности «идеям Маркса» (в том же роде, как это имеет место при использовании терминов «кантианство» или «гегельянство»). То есть, под «марксизмом» может пониматься своего рода «марксианство» как название или самоназвание, имеющее источником собственно философскую среду и философскую рефлексию. Однако, мы придерживаемся в данном случае прямо противоположной позиции, и для нас исходным предметом рассмотрения выступает марксизм именно как широкое движение общественной мысли, в котором уже, в свою очередь, можно последовательно выделить три уровня – идеологический, мировоззренческий и собственно философско-теоретический, интересующий нас.
Рамочные характеристики марксизма
Соответственно, первым шагом следует характеризовать марксизм в целом как движение общественной мысли по трем указанным позициям. При этом речь идет именно об определении как позиционировании (самоопределении) движения в обширном проблемном поле и по отношению к другим движениям мысли. Нижеследующие рамочные характеристики могут выглядеть абстрактно, но на наш взгляд, у них есть одно достоинство. Они, во-первых, позволяют взглянуть на марксизм как на парадигмальную «эшелонированную» структуру, и, во-вторых, дать общую разметку для всей интеллектуальной ситуации в целом, увидеть противоположные позиции и возможные переходы между ними.
Какова эта характеристика в общем виде? Мы придерживаемся в данном случае вполне общепринятых в советской философии положений:
а) В идеологии – марксизм представляет собой программу, нацеленную на революционное историческое переустройство капиталистического общества, программу выхода к новому общественному состоянию, причем выхода, осуществляемого с опорой на массы.
Правая антитеза марксизму означает консервацию status quo с опорой на элитарные группы, манипуляцию имеющимися идейно-организационными механизмами и то «упразднение истории», разрушение возможностей исторического участия масс, которое является новацией современной «консервативной революции».
б) В мировоззренческом отношении – марксизм предполагает эмансипацию и универсализацию отношений человека к миру на основе социального активизма («активной гражданской позиции»). Притом предполагается, что указанная действительная универсализация отношений и связанная с ней стихия ассоциативной жизни может реализовываться лишь в «блоке» с левой политикой, то есть при условии освобождения общества от отношений господства и манипуляции.
Правая антитеза марксизму – рефлексивное доктринальное производство мировоззрения (как «подлинной субъективности») в оппозиции общественному активизму (как чему-то неподлинному); притом, что в качестве условия такого творчества заявляется наличие привилегированной (автономной) «гуманитарной» позиции.
в) В теории (в том числе, в философско-теоретическом отношении) – марксизм представляет собой обоснование объективности революционной теории и практики и ее союза с научным познанием.
Правая антитеза ему – антисциентизм, «вынесение действительности за скобки» с опорой на детеоретизированные формы сознания (мифы, бессознательное, «ценности», «смыслы», «симулякры» и т.д.).
Эту противоположность левого и правого полюсов мы предлагаем зафиксировать как базовый момент разметки рассматриваемой ситуации в целом. Между ними располагаются компромиссные направления мысли, ориентированные – на демократию и прогресс в идеологии, гражданскую и личностную эмансипацию в мировоззрении и на развитие научного познания и методологии в теории. Саму по себе эту компромиссную область можно рассматривать как внешний «дружественный» по отношению к марксизму рубеж, поскольку любая его критика справа – критика демократии, «нетворческой массы» и «толпы» – в идеологии; критика активизма и «разочарование» в гуманизме – в мировоззрении; манипуляции с пугалом «позитивизма» и критика «научного догматизма» – в теории, все это, в конечном счете, является также профилактикой и против марксизма. В этой переходной зоне возможны обширные и устойчивые кооперации с марксизмом, когда несогласие с какими-то моментами может сочетаться с солидарностью по другим. (Другое дело, что в некоторых ситуациях, как в советскую эпоху, такая кооперация не является делом добровольного выбора, и сам факт ее (кооперации) скрывается общеобязательностью официальной принадлежности к марксизму.) Можно сказать больше: даже прямые противоречия по отдельным обозначенным выше рамочным позициям не являются препятствием для тех или иных продуктивных взаимодействий с марксизмом. И только последовательное выстраивание антитезы марксизму – по всем трем аспектам – конституирует действительную и неслучайную противоположность ему.
Определение философии в рамках марксизма как единого движения
Марксизм, как и альтернативное ему правое движение мысли, представляет собой парадигмальное единство, («блок» в терминах А. Грамши), в котором идеологические, мировоззренческие и философско-теоретические определения и границы образуют конкретную взаимосвязь (притом, со своим самобытным способом взаимосвязи). Существенно, что марксизм изначально, в качестве своего прототипа – учения Маркса и Энгельса – заявляет себя в качестве такого сложного единства. Т.И. Ойзерман в своей работе «Формирование философии марксизма» детально описал генез марксизма как такой процесс, в котором идеология, мировоззрение и философия изначально выступают как специальным образом фиксируемые «три источника, три составных части» единого целого (при несомненном первенстве политико-идеологических задач) [Ойзерман, 1986].[1]
Соответственно, характеризовать некоторую философию как марксистскую – значит, в первую очередь, зафиксировать ее активную включенность в контекст указанной политико-идеологической, мировоззренческой и научно-теоретической проблематики, как она выглядит с позиций движения в целом. Иначе говоря, в этом «блоковом», парадигмальном смысле, философ, называющий себя марксистом, но равнодушный к этим вопросам или принципиально не согласный с «повесткой дня», или по факту увлеченный «общечеловеческими» проблемами в ущерб проблемам, стоящим перед его движением, не есть «аутентичный» марксист. При этом крайне важно, что речь идет не просто о внешнем принятии идеологической и другой номенклатуры, а о сознательном включении в соответствующую проблематику и определении себя в ней.
Марксистская философия, определяемая в этом широком плане, то есть – в связи с идеологическими и другими задачами движения и в его противоборстве с другими силами, противостоящими движению в целом – представляет собой обоснование теоретического познания и системного («формационного») изменения общества, а в собственно философских терминах «основного вопроса философии» она есть обоснование материалистического монизма теории.
В рамках такого широкого («внешнего») определения – и именно в этих рамках! – марксистская философия предстает как «надстроечно» детерминируемый элемент марксистского движения, поскольку она определяется в процессах и проблематике, имеющих собственные источники, собственную природу и собственных субъектов и не являющихся предметом философского «конструирования» и «полагания».
Мы хотим подчеркнуть действенность такого определения (и самоопределения) философии через ее место в движении. Очевидно, что такое определение служит гарантией против превращения философии в то «герменевтическое самотрансцендентализирование», в какое она превращается на правом фланге.
Вместе с тем, определенность философии ее местом в движении, ее привязка к идеологическим, мировоззренческим (и общетеоретическим) процессам имеют то следствие, что в условиях «абстрактного», то есть, незрелого или стагнирующего движения она лишается возможностей для самобытного, специфически философского самоопределения и оказывается жестко и внешне привязана к идеологическим структурам и прямо опирается на них. Политическое же разрушение этих оснований автоматически означает исчезновение соответствующей философской марксистской позиции, даже если та и имела добросовестный вид.
Узкая спецификация марксистской философии
Констатируя нынешнее поражение марксистского движения, мы вместе с тем хотим обратить внимание на долговременные последствия того подъема марксизма – в 20–60 гг. XX столетия, – когда он приобрел вид относительно зрелого и культурно богатого движения, и когда стало возможным появление марксистской философской мысли sui generis.[2] Общий подъем революционно-демократических движений, новые задачи социалистического строительства и культурной политики в Советском Союзе, гражданские движения в капиталистических странах, научно-технический прогресс и широкое представительство марксизма в среде мировой научной и художественной интеллигенции, – все это способствовало развитию широкого и динамичного видения и содействовало постановке новых проблем перед марксистской теорией. Среди них можно назвать следующие:
Проблема классов в условиях более сложной стратификации общества. Проблема позитивной трактовки идеологии (не как ложного сознания), соотношения идеологии, мировоззрения и массового сознания. Проблема собственной «органической интеллигенции» (интеллигенции не автономно-факультативной, а прямо включенной в системные конфликты на стороне своего класса). Проблема формирования культурной гегемонии на основе революционно-демократического движения. Проблема «перевода» марксизма на язык разных культур и цивилизаций. Проблема «индивидуального присоединения» как дополнения (или альтернативы) демократическому централизму и в целом проблема сознательности и личностного фактора. И т.д.
В контексте этих проблем сам марксизм проблематизируется как комплексное, многоуровневое движение, успех которого зависит от сложного сочетания объективных и субъективных факторов, от того, насколько его субъектность (сознательность, воля, «культурность» и т.д.) становится бытийным (историческим) фактором. Эта проблематика формулируется в терминах неклассической онтологии как «включение человека в мир» (Рубинштейн), как «приближение к бытию» (Лукач), или как «включение в исторический процесс» (Грамши).
Существенно, что в этом своем специфицированном виде марксистская философия ставит ту же проблему «включения в бытие», которую ставит современный иррационализм (философия жизни, феноменология, экзистенциализм, герменевтика, персонализм) [Швырев, 2001]. И точно так же, как решение этого вопроса иррационалистической философией обосновывает особый синкретический доктринальный синтез философии, мировоззрения и идеологии в рамках модернизма и постмодернизма, решение этого вопроса в марксистской философии является теоретическим обоснованием синтеза философии, мировоззрения и идеологии в рамках всего марксистского движения. Вся разница в том – кто и как включается. Автономный индивид, рефлексивно осуществляющий «индивидуацию себя своим случанием» (М.К. Мамардашвили) – или социальный субъект (личность, группа, класс), реально входящий в бытийные связи и изменяющий (революционизирующий) их.
Марксизм и модернизм выступают в данном случае как два парадигмально различных включения в бытие. За марксизмом стоит субъект (движение), политико-идеологически реально включенный в системный конфликт, как одна из сторон этого конфликта, и нацеленный на реальный, практический выход к новому общественному состоянию. На мировоззренческом уровне, это движение нацелено на действительную эмансипацию и универсализацию связей человека с миром. На философско-теоретическом уровне это движение самоопределяется в качестве объективной «рациональной воли» [Грамши, 1991], в различных аспектах этой объективности – как фактической необходимости, обоснованности и необратимости осуществляемых изменений, так и зрелости и самобытности субъекта этих изменений. Очевидно, что самоопределение философии (равно как и отдельного философа) в этих рамках представляет собой совершенно нетрадиционную задачу, связанную с решением массы проблем по всему «фронту» движения и с необходимостью достижения парадигмально зрелого, «культурного» уровня развития движением в целом. (Напомним, что неудача в решении этого исторического комплекса проблем по факту ставит марксистскую философию в «абстрактное» положение и проигрыш ее на нынешнем историческом этапе выглядит как почти запрограммированный.)
Модернистский синтез выглядит в этом плане, с одной стороны, как значительно более зрелый и органичный «праксис», но, с другой стороны, как «праксис» глубоко вторичный. В идеологическом плане ему соответствует вторично-рефлексивное (несамостоятельное) определение себя по отношению к системным общественным силам и процессам, то есть, – конституирование себя в качестве автономной «социально парящей интеллигенции», находящейся в «оппозиции сговору власти и народа»[3] и в «духовном синтезе» «снимающей» системные конфликты как «неподлинные». В квази-мировоззренческом аспекте этому соответствует доктринальное «производство сознания», «производство» целостных отношений «в мире» через особую рефлексию «данностей» сознания (в первую очередь, в терминах «ценностей» и «смыслов»). Иррационалистическая квази-философская составляющая в таком случае означает обоснование автономной субъективности как «полноты рефлексивности», самой философской рефлексии как концептуальной «открытости бытию» и обоснование бытийного статуса «данностей» сознания как синкретического источника «самовозрастающего смысла».
Хотелось бы подчеркнуть, что в этом противостоянии двух парадигм марксистский философский антииррационализм не означает отрицание иррационального самого по себе. Не сводится он и к критике волюнтаризма, интуитивизма и бессознательного. Современный философский иррационализм – по его роли и месту в соответствующем движении мысли – есть лишь в своей незрелой форме (связанной с именами Ницше и Бергсона) апологетика волюнтаризма и интуитивизма. В своей зрелой и концептуально оснащенной, дискурсивизированной форме (во многом обязанной Э. Гуссерлю) он есть обоснование и реализация того, что Мамардашвили кокетливо называет «сознанием вслух» или «держанием мысли». Иначе говоря, парадигмальной функцией этого иррационализма является конституирование того отвлеченного, синкретического интеллектуального синтеза, который утверждает индивида в его вторичной или маргинальной оппозиции к системным («неподлинным») процессам и одновременно в его согласии с общепринятой доктринальной и идеологической практикой.
Поскольку марксистская философия в своем специфическом определении является альтернативой иррационалистическому «философствованию» как способу определения себя-в-мире, то оселком марксистской «аутентичности» конкретной концепции или фигуры может выступать, на наш взгляд, отношение к этому направлению мысли. В качестве симптомов действительной философской самобытности марксиста мы бы тогда назвали следующее:
Во-первых, иммунитет по отношению к тому поверхностному «культурологическому» интеллектуализму, который культивируется правой философией и уже давно принял характер массовой моды [Соловьев, 1962]. (Вообще, иммунитет ко всему гуманитарно «вкусному».) При этом, очевидно, само понятие «иммунитета» предполагает адекватное понимание природы той синкретической целостности «ценностей» и «смыслов», что составляет содержание и пафос иррационалистических концептуализаций (и может даже, предполагает некоторую выучку у иррационализма). Во-вторых, сознательное отречение от того, что лейтмотивом проходит через сочинения Ницше и что называется у него «тонкостью». Повторимся, что речь идет о незряшном отречении. Предполагается, что марксист понимает, что «тонкость» в данном случае есть важный симптом, коррелят сложности и уникальности включения человека в реальную гетерогенность бытийных связей, сложности, которая, однако, в рамках индивидуального квази-автономного концептуального синтеза неизбежно вырождается до отвлеченной «тонкости»[4]. И, в-третьих, – без этого вышесказанное было бы бессмысленным – симптомом самобытного самоопределения марксистской философии является наличие сознательных усилий по формированию альтернативы – собственной парадигмальной самобытности и культурной зрелости марксистского движения. Что со стороны марксистской философской мысли предполагает сегодня в первую очередь включение достижений этой философии в широкий поток социальной жизни, организационное достраивание этой мысли до указанного «блока» и «регенерацию» ее связей со всеми социальными явлениями и тенденциями, которые открыты будущему.
Выводы
1. Проблематика и определенность марксистской философии обусловлена ее местом и ролью в марксизме как широком общественном движении, нацеленном на революционное переустройство мира. В широком плане она является обоснованием объективности теоретического познания и практических изменений в терминах монистического материализма. В узком, специфическом виде она есть проблематизация включения в исторические процессы общественного движения и способа связи различных – теоретических, мировоззренческих и идеологических – позиций этого движения в терминах комплексного включения и самоопределения субъекта в бытийных связях.
2. Марксистская философия по своей парадигмальной роли в рамках марксизма в целом и в контексте противостояния марксизма противоположному интеллектуальному движению является альтернативой теоретико-практическому синтезу, реализуемому современным буржуазным иррационализмом.
3. Дальнейшее развитие марксистской философии в достигнутых ею зрелых специфических формах в ситуации сегодняшнего развала марксизма как широкого общественного движения предполагает в первую очередь организационное восстановление (достраивание) ее связей до целого, включающего комплекс взаимосвязей теории, мировоззрения и идеологии. При этом такое восстановление предполагает в сложившихся обстоятельствах широкую кооперацию со всеми прогрессивными политико-идеологическими, мировоззренческими и теоретическими движениями с целью «доворачивания» их (по мере их развития и самоопределения) влево. Следует отметить, что в указанной ситуации упадка марксизма как широкого движения достижения самобытной марксистской философской мысли могут обладать некоторой жизнестойкостью и без такого движения. Но в дальнейшем, при отсутствии попыток включить их в широкий поток социальной жизни, без достраивания их до «блока» и эта мысль неминуемо – по факту, что бы отдельный марксист не думал по поводу своей прогрессивности – обречена откатываться: или к абстрактному схематизаторству и спекулятивизму советской философии, или к доктринальному «праксису», то есть производству марксистского видения на своей отдельно взятой коленке.
Список литературы
Виноградов В.В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М.: «Высшая школа», 1972. С. 91, 96.
Грамши А. Общие вопросы философии и эстетики // Искусство и политика: В 2 т. М.: «Искусство», 1991. С. 63.
Лифшиц М.А. О встречах с Лукачем (Из воспоминаний Мих. Лифшица) // Филос. науки. 1988. №12.
Ойзерман Т.И. Формирование философии марксизма. М.: «Мысль», 1986. С. 425–426.
Потанина А.В. Однокоренные образования с суффиксами -ist /-ист и -ismus/-изм в немецком и русском языках (словообразование, семантика, языковая картина мира). // Русская и сопоставительная филология. Казань: Казан. гос. ун-т, 2005. С. 108-109.
Соловьев Э.Ю. Ликвидация философии под видом ее осознания (о немецком экзистенциализме). // Вопр. философии. 1962. № 6.
Швырев В.С. Практика. // Философский словарь, под ред. И.Т. Фролова, 7-е изд. М.: «Республика», 2001. С. 454.
Борисов Игорь Владимирович – кандидат философских наук, Новосибирский государственный университет, 630090, г. Новосибирск, ул. Пирогова, 2,старший преподаватель кафедры философии философского факультета; д.т. (383) 336-49-18, e-mail: igbor@ngs.ru
[1] Другим симптомом такой по-новаторски комплексной природы учения Маркса и Энгельса является, на наш взгляд, полное отсутствие интереса со стороны «классиков» к именам Кьеркегора, Шопенгауэра, Э. Гартмана, Ницше и других «новых философов», которые отошли от тех комплексных задач, которые ставили перед собой Маркс и Энгельс, а ранее ставило младогегельянство.
[2] Среди представителей этой мысли можно назвать таких философов как А. Грамши, Д. Лукач, К. Мегрелидзе, С.Л. Рубинштейн, М.А. Лифшиц, Л. Альтюссер и другие.
[3] Яркая и откровенная формула известного кинорежиссера А. Сокурова.
[4] Имеется красноречивое описание такого отречения как существенного марксистского «патоса» в характеристике М. А. Лифшицем молодого Лукача [Лифшиц, 1988].